Инкогнито из Посмертия или Р-р-р-рудольф.

[Nit-rabbit]

Что ж, дорогие мои любители искусства! "Элизабет", "ПО", "Дракула", "Ребекка", "ТдВ" были обфичены и обстебаны, и только "Рудольф" остался необласканным. Стремительно теплеющей весной, в период сезонного обострения всего, что может обостриться, пора бы и поправить это положение. Итак, встречайте - по мотивам мюзикла про Рудольфа с одноименым названием,
пьеса

Инкогнито из Посмертия или Р-р-р-рудольф.

Акт 1

.
На сцене – декорации усредненного мюзиклогорода, не то Вена, не то Верона. Не менее усредненная массовка в обычных нарядных и рабочих одеждах играет повседневную жизнь: все танцуют, что-то напевают, и только один ушлый мальчик продает газеты.
Пфайфер (катит тележку с куклами): Вас удивить ничем нельзя – вы так подумали не зря… Добро пожаловать, друзья, хотя Вене на вас плевать. Да-да, и на Вас, баронесса, тоже, и на Вас, ваше высочество, и на вас… простите, графиня, увлекся. На Вас так запросто не плюнешь, как и на Вашу известную родственницу, а, кстати, где она? У нас тут мюзикл про очередные габсбургские неурядицы, а императрицы нет.
Луккени (из-за кулис): Безобразие! Венценосные особы – нарыв на теле пролетариата! Я заготовил майки, кружки, флажки и тарелки, я припас фотоаппарат, набор напильников и обличительный спич – а ее всё нет и нет! А действие, кстати, уже началось.
Лариш (в сторону кулис): А действие, кстати, не из вашей истории.
Пфайфер: Ну, тогда все в сборе и можем начинать. Луккени, твой выход. (Скрывается в тенях вместе с тележкой.)
Кайзер, Таафе, Лариш, Рудольф, Штефания, Мэри, венгры-заговорщики, массовка (хором): Он вообще не из этого мюзикла! Луккени, идите обратно. Только анархистов нам тут не хватало.
Луккени: Бу! А я уже вышел. Ладно, хорош губы дуть, я к вам, между прочим, не просто зубоскалить и убивать пришел. Я пришел, дамы и господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие – к вам едет дер Тод.
Таафе: Как дер Тод? (От неожиданности дергает за какую-то нитку.)
Кайзер (вздрагивая): Как дер Тод?
Таафе морщится.
Луккени: Дер Тод из Посмертия, инкогнито. И еще по личному интересу.
Рудольф, Мэри: Вот те на!
Таафе: Мало мне имперских забот, так еще и это.
Кайзер: Господи боже! Еще и по личному интересу.
Таафе: А вот и настал хороший психологический момент для возвращения императрицы. Итак, где ваша Элизабет?
Кайзер: А моя Элизабет со своим любовником в вояж сегодня укатила.
Луккени (с деланным удивлением): Это с кем же?
Кайзер (уныло): А то вы не знаете… с Тем-кого-лучше-не-называть.
Венгры: Это с чего бы графа Андраши нельзя называть? Чай, простой венгерский парень, не Волдеморт какой-нибудь, прости Роулинг.
Пфайфер (появляясь из теней): Ах, значит, Андраши? Возьмем на заметку… (Что-то строчит в тетрадке в черном переплете).
Рудольф: Черт, он уже здесь! Я узнал его. (Хватается за фляжку.)
Мэри: Ах, как романтично! (Хватается за Рудольфа.)
Штефания (устало): Рудольф, вспомни, как себя ведут хорошие кронпринцы. Девочка, отцепись от моего мужа, у него таких, как ты, что семечек в кульке.
Мэри показывает Штефании язык.
Таафе: Спокойствие, только спокойствие. Не будем осложнять себе жизнь или уход из оной. Действуем так, словно это не дер Тод. (Пфайферу) Вы ведь не он? Скажите «нет».
Пфайфер (с шутливым поклоном): Я – Пфайфер.
Кайзер: Ну вот и решили проблему. А теперь – к нашему сюжету.

*Занавес*

Гостиная в апартаментах кронпринца.
Рудольф (изображая приступ открытой формы туберкулеза, пневмонии, бронхита и коклюша одновременно): Штефания! Я в оперу не поеду! Я простужен, дома пить сподручнее, я не люблю Вагнера, и к тому ж там обещался быть мой венценосный papa.
Штефания (задумчиво рассматривая драгоценности): Это все твои аргументы, я надеюсь?
Рудольф: Ты что, я только начал.
Штефания: И сразу заканчивай. С глупостями надо заканчивать быстро. Вот лучше скажи, какое колье подходит к моему платью?
Рудольф: К черту колье! К черту тебя! И к черту твое платье! Я страдаю, а тебе и дела нет. Ты меня никогда не понимала!
Штефания (не слушая воплей принца): Да, ты прав, я тоже думаю, что это подойдет лучше. (Застегивает украшение.)
Рудольф: Ооо! Невыносимо! Застрелиться, что ли?
Штефания: Вот только не надо снова этих сцен. Возьми свою фляжку с коньяком и поехали уже. Ты наследник престола, помни об этом и не вздумай снова буянить. Я хочу со временем стать императрицей, а не супругой сумасшедшего.
Рудольф: Я хочу быть свободным, принадлежать только себе…
Пфайфер (выглядывая из тени): Ну просто весь в мамочку. Эй, твое высочество, может, подашься в циркачи и махнешь в Катманду? (Исчезает.)
Рудольф: Что это было?
Штефания: Галлюцинации от чрезмерного увлечения спиртным, а ты что подумал?

*Занавес*

Фойе театра, публика прогуливается. Все, кроме Рудольфа, приветствуют кайзера.
Таафе: Вы бы, ваше высочество, этикет хоть на людях соблюдали.
Рудольф: Граф, вы душитель свободы, хитрый манипулятор и попросту нелюдь. О, графиня, здравствуйте. Приятно видеть человека среди этих упырей.
Таафе (улыбаясь): Ваше высочество, вы сегодня исключительно проницательны, наверное, хороший коньяк попался. (Кивает на торчащую из кармана принца фляжку.)
Рудольф (краснея): Я вас презираю!
Таафе (улыбаясь еще шире): Будь холоден, как сказала бы ваша бабушка. Ну, а вы, графиня, вы меня тоже меня презираете?
Лариш (холодно): Мои чувства вас, господин премьер-министр не касаются.
Таафе (вкрадчиво): Совсем-совсем?
Лариш (сверкая глазами): Оставим этот разговор.
Таафе: Графиня, вы так прекрасны, когда злитесь! (Хочет поцеловать ей руку.)
Рудольф (обиженно): Я не понят, я страдаю, а никому и дела нет, даже вам, графиня!
Лариш (с досадой вырывая руку): Ах, Рудольф, я вам сочувствую. Пойдемте, познакомлю с очаровательной девушкой. Мэри – это Рудольф, Рудольф – это Мэри. Ну, мне пора.
Мэри: Куда ты?
Лариш: Выбирать наряд для сцены в соборе. (Уходит.)
Рудольф (ошарашено): Какая еще сцена в соборе? В сценарии этого нет.
Мэри: Простите, что?
Рудольф (залихвацки проталкивая фляжку поглубже в карман): Ничего, это я отвлекся. Ах, баронесса… Как вас там, простите?
Мэри: Вечера. Мэри Вечера.
Рудольф: Вечера! Очаровательно! Итак, Мэри, я чувствую.
Мэри: Что вы чувствуете, ваше высочество?
Рудольф (значительно): Я чувствую гораздо больше, чем всё видится на самом деле. Вы такая очаровательная, юная, искренняя…
Мэри: А вы – кронпринц.
Рудольф: Сейчас не обо мне речь… Так вот, все, что с нами происходит – это больше, чем свет, фантазия и прошлые клятвы.
Мэри (печально): Вы женаты.
Рудольф: К черту жену!
Штефания: Рудольф! Домой.
Мэри (горячо): Ах, ваше высочество, уж не собаку ли вы зовете таким резким тоном? Так здесь только люди.
Штефания: И один кобель.
Мэри: Я этого не вижу.
Штефания: Вам повезло: я это видела с самого начала. Рудольф! Кому говорят, домой.
Рудольф, Мэри: Ужасная, злая женщина! Она совершенно меня/тебя не понимает!

*Занавес*

Императорский дворец, вечер.
Рудольф (полураздет, с сигарой): Где я найду лучшую долю, лучшее время и место? Может, в другой стране, свободной от диктата Вены? Я хочу быть свободен, как любой другой мужчина.
Пфайфер: А, может, как одна небезызвестная императрица?
Рудольф: Ой, снова галлюцинации… Уважаемый, не мешайте мне страдать! Если вы тут инкогнито и вас как бы нет, то стойте в сторонке и не вмешивайтесь.
Кайзер: Рудольф, с кем ты разговариваешь?
Рудольф: С дер Тодом.
Кайзер: Быть не может, он же подался с нашей мамой в Баден-Баден.
Рудольф: Может-может, мама с Андраши укатила, это все знают.
Кайзер (помрачнев): Рудольф, тебе пора повзрослеть. Перестань болтать с воображаемыми друзьями, проводи больше времени с женой, наконец, озаботься появлением наследника, подумай о стране.
Рудольф: Мне тут кое-кто сказал, что наша страна обречена. Мы, papa, на палубе тонущего корабля.
Пфайфер: Неправда, тебе этого никто не говорил. Тебе – про тени и кайзера Рудольфа, кайзеру – про тонущий корабль и еще кое-что про жену.
Кайзер: Элизабет! Моя Элизабет.
Пфайфер (морщась): Ваше величество, хоть вы слова не путайте.
Кайзер: Простите, рефлекс.
Пфайфер (со вздохом): Ничего-ничего, у одного, так скажем, моего старинного знакомого тоже подобный рефлекс.
Кайзер: А ваш, как вы говорите, знакомый, он что, не знает, что у причины сего рефлекса есть законный супруг?
Пфайфер: Моему знакомому решительно наплевать на людские законы.
Рудольф: Браво, браво, я полностью согласен с вами!
Пфайфер приподнимает бровь.
Рудольф: То есть, я хотел сказать, с вашим знакомым. Нечего обращать внимания на такие законы, что не дают нам быть собой. К черту законы! К черту империю!
Кайзер: Рудольф! Не ты эту империю сохраняешь, не тебе и к черту ее посылать.
Рудольф (попыхивая сигарой): С точки зрения банального взгляда в будущее…
Кайзер: Никто не спрашивает о твоем взгляде. Мальчишка! Сначала держать себя достойно научись, а потом взгляды излагай. (Уходит.)
Рудольф: Papa меня совсем не понимает. Он, в сущности, политически близорукий император. А я – совсем наоборот, я прогрессист… прогрессор… Словом, пойду-ка я разрушать этот мир насилья.
Пфайфер (с интересом): Вперед на баррикады?
Рудольф: Какие баррикады?! Статью накропаю – и хорош. Не императорское дело на баррикады лезть. Всё сам – а венгры на что?

*Занавес*

Приемная у кабинета графа Таафе.
Секретарь (ровным голосом автоответчика): Сегодня нет приема.
Кайзер: Я император!
Секретарь: Сегодня нет приема.
Кайзер: Империя волнуется, а я – еще больше.
Секретарь: Могу предложить порошки от гипертонии.
Кайзер: Какие порошки! Мне нужен граф Таафе.
Секретарь: Нет приема.
Рудольф: У меня редакцию разгромили.
Секретарь: Могу предложить порошки…
Рудольф: К черту порошки! Где этот нелюдь? Я с ним потолковать хочу.
Секретарь: Сегодня нет приема. И самого господина премьер-министра, кстати, тоже. Можете не ломать дверь.
Рудольф: Ну, как это нет? Сам рассуди, глупая ты голова, вот же у меня сценарий, где ясно написано: «День, кабинет, граф Таафе печалится о судьбах Родины и целует глобус». Что, выкусил? Вот тебе дуля, как говорят в народе! И пропусти немедленно нас с papa.
Секретарь: Вот тебе две дули, как тоже говорят в народе. У меня отрывок из ежедневника патрона, где ясно написано: «Надоели глобусы! Графиня, мы будем думать о Родине вместе». Так что, как я уже и говорил, сегодня нет приема.

*Занавес*

Церковь, полумрак, мерцание свечей. Лариш молится, стоя на коленях.
Таафе: Графиня, поистине, чудеса случаются в этом мире. Не успел я вознести молитву, как она исполнилась. (Помогает Лариш подняться.) Вон у той статуи нам будет удобней беседовать. Графиня! Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, зачем же время терять?
Лариш: Разве вы не хотите поговорить со мной о судьбах Родины и о Рудольфе?
Таафе: С Родиной я разберусь, Рудольфом скоро займется совсем иной департамент.
Лариш: В таком случае, оревуар, граф.
Таафе (удерживая ее): Чтобы между нами не было недомолвок, предупреждаю: выходы блокированы моими людьми.
Лариш (иронично): Какая оригинальная мышеловка. В храм можно зайти, но нельзя выйти. Придется провести остаток дней в молитве.
Таафе: О нет, вы выйдете – в моей скромной компании. Графиня, а знаете ли вы, что у влюбленных бывает день, когда им всё удается…
Лариш: Но это не сегодняшний день, граф!
Таафе: Ну и к черту тогда эту удачу, я и сам справлюсь. (Тащит Лариш к выходу, начиная на ходу целовать.)
Лариш: Граф, я ведь и закричать могу!
Таафе: Дорогая, м-м, давай не здесь… То есть, кричите, графиня, у вас такой красивый голос.

*Занавес*

Разгромленная редакция. Рудольф сидит среди разбросанных бумаг, оттисков и газет. Входит Мэри. Рудольф закрывает лицо газеткой.
Мэри: Простите, вы не Юлиус Феликс? Или Феникс? В общем, Самый Загадочный Журналист, сочувствующий венграм. Я его большая поклонница, и всегда ношу в декольте его анонимные сочинения.
Рудольф что-то мычит, стараясь через бумагу рассмотреть декольте.
Мэри: Вы поражены моей смелостью? Да, конечно, это безрассудство, явиться сюда, но я не могла себя сдержать. (Достает из декольте газетную вырезку.) Здесь, рядом с нами и этим ужасным Таафе, скромный герой борется за народное счастье, свободу, равенство и братство! Вот, послушайте, что он пишет…
Рудольф (отбрасывая газету и притягивая к себе Мэри): Милая, я сам великолепно знаю, что я пишу.
Мэри: Ах, ваше высочество!
Рудольф: Рудольф, для тебя – только Рудольф.
Мэри: Рудольф! Ты – это он?
Рудольф: Он – это я.
Мэри: Я люблю тебя!
Рудольф: Я, кажется, тоже. Сможешь ли ты понять меня?
Мэри: Я тебя уже понимаю.
Рудольф: Вместе мы сможем дотянуться до звёзд. Вместе мы осуществим любую мечту. Ах, Мэри, наша встреча была неслучайной. Мы должны быть вместе.
Мэри: Вместе мы всё преодолеем. Мы будем любить друг друга даже после этой жизни.
Рудольф: О, ты единственная женщина, которая меня понимает. Но давай продолжим наш разговор в более уютной обстановке.

*Занавес*

Поздний вечер, арка между мирами.
Таафе: У вас продается славянский шкаф?
Пфайфер: Шкаф продан. Могу предложить никелированную кровать с тумбочкой.
Таафе: Рад, что вы согласились на встречу, будучи в отпуске. С принцем пора что-то решать.
Пфайфер: Пригласить его разве на бал в иное измеренье?
Таафе: Это крайнее средство, его надо приберечь напоследок. Вдруг Рудольф еще одумается?
Пфайфер: Рудольф? Одумается? Да скорее его матушка одного моего знакомого поцелует!
Таафе: Я всё же поговорю с ним во сне. Жаль императора. Похоже, я становлюсь сентиментальным.
Пфайфер: Если бы вы один… О, я вижу у вас на щеке след чьих-то милых коготков. Уж не их ли очаровательная обладательница повлияла на вашу сентиментальность? Как говорил один мой знакомый, пускай сойду я в мрачный дол, где тьма кругом, во тьме бы солнце я нашел с тобой вдвоем.
Таафе (напевая): И если б дали мне в удел весь шар земной, с каким бы счастьем я владел тобой одной.
Пфайфер (насмешливо): Врете.
Таафе (весело): Излагаю в свободной форме. Хотя второе, обычно, вытекает из первого.

*Занавес*

Акт 2.

Ночь, спальня Рудольфа. Кронпринца мучает кошмарный сон.
Марионетки: Нас удивить ничем нельзя, мы так подумали не зря… Хотя зачем нам самим думать, если за нас всё решит Держащий Нити. Легкость бытия, стабильность, безмятежность, послушание. Ха-ха! Вена процветает. Всё для блага империи.
Таафе (в образе кукловода): Ваш долг – сохранять благополучие страны.
Марионетки (восторженно): Наш долг! Каждый должен хорошо играть свою роль.
Рудольф икает, услышав слово «долг».
Таафе (дергая за нити): Лояльность – ваше всё. Пусть мир остается таким, какой он есть.
Марионетки (стаскивая Рудольфа с кровати и надевая на него мундир): Мир остается! Будем лояльны.
Таафе (неторопливо подходя к Рудольфу): Я всё держу в своих руках – это, знаете ли, великое искусство. А искусство, как, вам известно, требует жертв. Но и жертвы будут исключительно в рамках системы. (Достает свернутую в трубочку газету со статьей Рудольфа.) А если вам нет места в моей системе, то игра с вами будет вестись только на убывание. Ваше убывание (Щелкает Рудольфа газетой по носу и со смешком исчезает.)
Марионетки: Он умный, сильный, всегда порядочный человек!
Рудольф что-то протестующее мычит, стаскивая с себя мундир.
Марионетки (обступая Рудольфа): Живи, танцуй, пей, пой, умирай – но только в рамках его правил. Его судьба – править нами.
Рудольф (невнятно): Это моя судьба!
Марионетки (с издевательским смехом): То, что он говорит – закон. Он держит власть в своих руках, как любой другой мужчина. Ты слышал, Рудольф, как любой другой…
Рудольф: Мерзавец! Негодяй! На его месте должен быть я! (Просыпается от собственного крика.)
Утро, солнце пробивается через щели в тяжелых портьерах. У кровати Рудольфа стоит Штефания.
Рудольф (со стоном): Боже, этот кошмар никогда не закончится. Голова раскалывается, словно в нее кто гвоздей забил. (Злобно.) И я даже предполагаю, кто бы мог это сделать.
Штефания (без малейшего сочувствия): И тебе доброе утро, дорогой и любимый супруг, верность которому я столь напрасно храню.
Рудольф (морщась): Шефания…
Штефания: А что – Штефания? Я что ли вчера зажигала в этой вот спальне с какой-то брюнеткой непотребного вида?
Рудольф (припомнив, улыбаясь): Мэри…
Штефания (равнодушно): Может, и Мэри. Лично я всегда называю твоих подружек одинаково.
Рудольф: Удобно-то как. Слушай, хороший метод, не надо бояться ошибиться с именем. Как же ты их зовешь?
Штефания (невозмутимо): «Пошла вон».
Рудольф (возмущенно): Штефания!
Штефания: Заруби себе на носу, дорогой, я – твоя жена. Я могу стать императрицей, и тебе не испортить моих планов на жизнь, даже если ты перетаскаешь в свою спальню весь свой любимый бордель! Что-что? Ты снова убегаешь? Беги, куда хочешь, дружок, но помни: ты мой с потрохами. Со мной тебя обвенчали, со мной тебя коронуют, и когда я умру, на моем надгробье выбьют надпись «Жена вышеупомянутого…»
Рудольф (отползая к двери, слабым голосом): Ненавижу тебя.
Штефания: И тебе хорошего дня, дорогой.

*Занавес*

Рудольф слоняется по Пратеру, маясь от безделья. Вдали собирается группа праздных горожан, среди них Лариш, Мэри и Пфайфер.
Рудольф (задумчиво): Речь, что ли, толкнуть?
Пфайфер (в сторону): Лучше не надо. Пусть граф Таафе нам что-нибудь расскажет о мировом порядке.
Люди (хлопая в ладоши): Да-да, граф Таафе! Просим, просим.
Рудольф (вспоминая кошмар и марионеток): Нет! Не надо никакого Таафе, у вас есть я! И я расскажу вам о светлом будущем.
Люди (хлопая с тем же энтузиазмом): Да-да, о будущем!
Пфайфер (ухмыляясь): Вене наплевать кто вы и что вы, Вена рада любым развлечениям.
Лариш (с грустной улыбкой): Как тонко подмечено.
Рудольф: Мечта о будущем ведет нас вперед! Чудеса прогресса безграничны! Стоя на пороге нового мира, я хочу сказать вам что-то важное.
Люди (хором): Что-то важное! Чудеса!
Пфайфер: Вена рукоплещет, когда вы на коне, и с радостью ждет, когда вы свалитесь и сломаете шею. Вена ждет вашего падения… как жаль, графиня. Подобная участь и вас не минует.
Мэри: Пожалуйста, тише, Рудольф сейчас будет говорить что-то важное.
Пфайфер (с усмешкой): Очередные лозунги, к тому ж, не собственного сочинения. Графиня, давайте отойдем.
Лариш и Пфайфер отступают в тень.
Рудольф: Наш путь в будущее – только наш! Наши дороги – не имперские дороги. Мы пойдем другим путем, свободные люди, граждане, товарищи!
Человек маленького роста в кепке и приличном костюме: Пгошу, помедленее, я записываю.
Рудольф: Кто это?
Мэри: Пресса.
Рудольф: Наш путь в будущее ведет к свободе. Мы свой, мы новый мир построим, и наши мечты станут реальностью.
Люди аплодируют, качают Рудольфа на руках. Сцена затемняется, гул толпы стихает. На переднем плане появляются Лариш и Пфайфер со своей тележкой.
Пфайфер: Madamina, перед вами мой кукольный театрик. Выбирайте персонажей, а уж сюжет они отыграют сами и дважды. Второй раз прямо в жизни.
Лариш (беря в руки куклу-Рудольфа): Я предчувствую беду. Его никак не может ждать победа.
Пфайфер: Тени становятся длиннее. Нет ничего хуже, чем бессильно смотреть, как надвигается беда.
Куклы начинают разыгрывать свое представление, на заднем плане проходит видение из будущего – похоронная процессия.
Лариш: Ничто не защитит его, даже любовь. Горизонт манит обманным сиянием, но будет новое утро, и что мы увидим тогда?
Пфайфер: И стоит ли пытаться? Свою голову, как говорят, не приставишь.
Лариш (внимательно смотря на Пфайфера): Но можно приложить руку…
Пфайфер: Пьеса отрепетирована, графиня, персонажам только и остается, что воплотить ее в реальность.
В отдалении слышится резкий хлопок, похожий на выстрел. Лариш вздрагивает.

*Занавес*

Апартаменты кронпринца.
Мэри (вышагивая по комнате, разговаривает сама с собой): Мне всё равно, что говорят о нас! Я не уеду. Мари просто преувеличивает эти якобы опасности моего положения.
Таафе: Жизнь беспощадная штука, баронесса, да еще и дорогая. Вашему принцу скоро будет окончательный мат. Уезжайте-ка вы отсюда. Вот вам билеты, дорожные чеки, и адьё.
Мэри: Мой путь дорогой, но он мне дорог.
Таафе: Хватит играть словами, просто назовите свою цену.
Мэри: У вас не хватит денег, я бесценна! В смысле, я не буду даже торговаться с вами.
Таафе: Вы уже торгуетесь, хотя и крайне неумело.
Мэри: Со мной бессмысленно заключать сделки. Я буду с тем, кого люблю. Можете мне угрожать, я всё равно не сдамся.
Таафе (лениво): Угрожать? Вам? Девочка, за кого вы меня принимаете? Я не занимаюсь бессмысленными вещами.
Мэри: Вам не запугать меня!
Таафе: И в мыслях не имел: нельзя запугать того, кому недоступно понимание элементарных вещей.
Мэри: Провалитесь в ад, господин премьер-министр!
Таафе (со смехом): Я знаю куда более удобный способ путешествия. Что ж, прощайте, баронесса. Вы еще вспомните наш милый разговор, когда судьба покажет свои зубки.
Мэри: Чтоб вам дер Тода вечерком повстречать!
Таафе (кивает): Всецело поддерживаю это предложение. В отличие от вас, он интересный и, что особенно ценно, адекватный собеседник.
Мэри убегает, громко хлопнув дверь.

*Занавес*

Вокзал, свистки паровозов, крики носильщиков.
Рудольф (взлохмачен и чем-то опечален): Всё пропало! Негодяй Таафе раскрыл мой заговор и предоставил papa доказательства. Maman отказалась просить papa меня простить. Ну, как она могла? Сказала: Рудольф, ты уже взрослый, действуй сам». Не мать, а ехидна, прости дер Тод за такое сравнение. И что он только в ней нашел? А, ладно, вот сейчас посмотрю, как моя любовь меня бросит и уедет, и пойду писать предсмертное обличительное письмо. Я им всё в красках распишу. Ух, они попляшут! Мэри недаром хвалила моё бойкое перо! Представляю вытянувшееся лицо papa, когда он прочтет об одном интригующем знакомом maman и их диалогах в будуаре. А уж как maman удивится, узнав, с кем проводит досуг милая графиня Мари. И все, все они поймут, как были неправы, не понимая моего стремления к свободе, любви, мечте… Мэри?!
Мэри (появляясь из тумана): Рудольф! Я не смогла уехать! Ты – моя судьба. Возьми меня с собой в Майерлинг.
Рудольф (целуя Мэри): Ты – мой мир! Мы будем вечно вместе.
Мэри: Неважно, куда нас приведет следующий шаг, если мы вдвоём.
Рудольф и Мэри: Наши сердца решают за нас…
Пфайфер (в сторону): А разум промолчит. (Громко.) Итак, в Майерлинг? Или сразу на бал в иное измерение?
Мэри: Я вас узнала! Вы – Пфайфер.
Рудольф: Это дер Тод, милый друг maman.
Мэри (ошарашено): Дер Тод?!
Рудольф: Да. Он хозяин всего Посмертия и, полагаю, по знакомству и нас с тобой весьма неплохо там пристроит. У него всё схвачено, не бойся: последний танец, импозантная свита, загробный быт…
Мэри (восхищенно разглядывая Пфайфера): Потрясающе! И как это я раньше не заметила такого удивительного, прекрасного, загадочного нечеловека. Ой, я на вас шикнула тогда, в толпе. Мне так стыдно теперь. Простите!
Пфайфер (загадочно улыбаясь Мэри и целуя ей руку): Позвольте пригласить вас на бал.

*Занавес*

Бальная зала, оформленная в лучших традициях Посмертия. В этот раз на всех танцорах из свиты, кроме Мэри, Рудольфа и самого Пфайфера, надеты маски, и наряды более походят на карнавальные. У входа в залу – Лариш.
Лариш: Рудольф! Приглядись внимательнее: здесь всё совсем не такое, как тебе кажется.
Рудольф: Я сам выбираю свою судьбу и путь к свободе.
Пфайфер (издалека по-дружески кивает Лариш и увлекает Мэри в танец): Поторопитесь, ваше высочество.
Рудольф: Прощай, мне пора.
Лариш: Остановись! Не верь ему.
Рудольф: Как можно, это же сам дер Тод, инкогнито из Посмертия.
Лариш: Но он же не сказал, что он дер Тод!
Рудольф: Это и так очевидно. (Присоединяется к танцующим.)
Лариш (с досадой): Вот уж действительно, свою голову не приставишь… (Слышит зовущий ее издалека голос Таафе и уходит.)
Бальная зала затемняется, раздается пара выстрелов, танцоры исчезают.

*Занавес*

На сцене Кайзер, императрица, Шефания, отдельно от них – Лариш. Эхом доносится диалог у гроба Рудольфа.
Голос Элизабет: Пожалей меня, избавь от страданий.
Голос Пфайфера: Нет-нет, вы всё не так поняли, простите… То есть, мне ты не нужна, и вообще это не выход.
Голоса затихают, на сцене появляется Таафе.
Таафе: Удивительное дело. Тот, кого мы принимали за дер Тода, оказался вовсе не дер Тод.
Кайзер, Штефания: Как не дер Тод?!
Элизабет: Тогда его поведение со мной волне логично.
Лариш хмыкает, ожидая продолжения.
Таафе: Совсем не дер Тод. Я узнал это из его письма.
На сцену начинают подтягиваться придворные, горожане, венгры, газетчики.
Кайзер: Из какого письма?
Таафе (разворачивая лист бумаги): Да из собственного его письма. Мой секретарь, весьма способный молодой человек, прекрасно перехватывает корреспонденцию из разных измерений.
Массовка: Читайте, читайте!
Таафе (читает): «Спешу тебя уведомить, душа моя Холал, какие со мной чудеса. В дороге обчистили меня коллеги из нашего департамента, хотел уже было бродячим предсказателем или фокусником прикинуться, как вдруг по моей загадочной физиономии и по костюму весь город (ну, за исключение отдельных персон) принял меня за дер Тода. И я славно покуролесил и в Вене, и даже во дворце нашего славного, известного на всё Посмертие кайзера. Теперь я следую из отпуска в компании очаровательной покойной баронессы В., надеюсь, подобный сувенир несколько скрасит возвращение из отпуска к суровым будням. Бывший кавалер баронессы, даром что принц, был глуп, как сивый мерин и сам радостно привел ее ко мне на бал. Теперь, поди, бедняга не узнает ландшафта и силится понять, куда девался «милый друг его maman» и почему никто не спешит проводить его в уютную резиденцию с видом на рай…»
Лариш (довольным тоном): А я говорила, я намекала.
Таафе (ласково): Я восхищен вашей проницательностью, графиня.
Кайзер: Читайте дальше.
Таафе: «Впрочем, зная наследственность, я и не рассчитывал на сообразительность кронпринца. Другое дело – премьер-министр граф Таафе…» (Останавливаясь.) Обо мне, пожалуй, пропустим.
Кайзер: Нет уж, читать – так всё читать.
Таафе: «… граф Таафе, который точь-в-точь напоминает некоторых представителей нашего славного департамента: такой же интриган, редкостный плут и ушлый манипулятор. Графия Лариш…»
Лариш (быстро): Здесь, должно быть, неинтересно.
Элизабет: Читайте-читайте.
Таафе (со вздохом): «… графиня Лариш изумительная женщина с не менее изумительными родственниками и поступками, чем-то напоминающая небезызвестную у нас венценосную особу. Наверное, отчасти поэтому их маленькая авантюра с графом Таафе несколько похожа на хождение вокруг да около одного нашего общего знакомого с той же императрицей. Впрочем, насколько мне известно, в некоторых аспектах граф его таки обогнал…» (Снова останавливается, глядя на Лариш.) Это всё неправда, графиня, насчет авантюры. Вы знаете, какие глубокие чувства я к вам питаю.
Кайзер: О своих чувствах, граф, вы лучше поговорите в более приватной обстановке, а пока дайте сюда это злосчастное письмо.
Таафе: Извольте. (Протягивает письмо кайзеру.)
Кайзер: Так-так, «… жаль Штефанию, впрочем, такой характер не пропадет, но как прибудет к нам, начнутся кронпринцу веселые деньки… Бедняга кайзер, ну и семейка, а, кстати, помнишь покойную эрцгерцогиню? Вот это женщина: непосредственно работавший с ней сотрудник на всю вечность научился держать осанку, застегивать мундир на все пуговицы, а также приобрел нервный тик и заикание… Нетрудно обознаться в эдаком полумраке, и я по возможности быстро разрешил ситуацию с императрицей, но всё равно, как бы оно боком не вышло… Прощай, душа Холал. Я сам, по твоему примеру, хочу заполучить отдел в нашем департамента и кресло в совете. Скучно, брат, так волочиться за жизнью, хочется и поработать для души».
Штефания: Вот так пассаж!
На сцене появляется Луиджи Луккени.
Луккени: Attenzione! Его величество смерть – дер Тод!
Входит дер Тод. Немая сцена. Кайзер на первом плане, посередине, рядом Элизабет – в изящном, очень идущем ей траурном платье, с гордо поднятым подбородком, словом, как всегда прекрасная императрица. Около императора и императрицы застыла изумленная Штефания. У самого края сцены, несколько в тени, застыл Таафе, придерживая за локоть Лариш и как бы готовясь увести ее отсюда. Придворные, горожане, венгры, секретарь графа Таафе стоят в позах, имитирующих запечатленную на фотографиях повседневную жизнь Вены.

*Занавес*

Fin!